Неточные совпадения
Он чувствовал сам, что, кроме этого шального господина, женатого на Кити Щербацкой, который à propos de bottes [
ни с того,
ни с сего]
с бешеною злобой наговорил ему кучу
ни к чему нейдущих глупостей, каждый дворянин,
с которым он знакомился, делался его сторонником.
Не один господин большой руки пожертвовал бы
сию же минуту половину душ крестьян и половину имений, заложенных и незаложенных, со всеми улучшениями на иностранную и русскую ногу,
с тем только, чтобы иметь такой желудок, какой имеет господин средней руки; но
то беда, что
ни за какие деньги, нижé имения,
с улучшениями и без улучшений, нельзя приобресть такого желудка, какой бывает у господина средней руки.
В
то время, когда один пускал кудреватыми облаками трубочный дым, другой, не куря трубки, придумывал, однако же, соответствовавшее
тому занятие: вынимал, например, из кармана серебряную
с чернью табакерку и, утвердив ее между двух пальцев левой руки, оборачивал ее быстро пальцем правой, в подобье
того как земная сфера обращается около своей оси, или же просто барабанил по табакерке пальцами, насвистывая какое-нибудь
ни то ни се.
Маленькая горенка
с маленькими окнами, не отворявшимися
ни в зиму,
ни в лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке,
с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в
то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за
сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.
Что Ноздрев лгун отъявленный, это было известно всем, и вовсе не было в диковинку слышать от него решительную бессмыслицу; но смертный, право, трудно даже понять, как устроен этот смертный: как бы
ни была пошла новость, но лишь бы она была новость, он непременно сообщит ее другому смертному, хотя бы именно для
того только, чтобы сказать: «Посмотрите, какую ложь распустили!» — а другой смертный
с удовольствием преклонит ухо, хотя после скажет сам: «Да это совершенно пошлая ложь, не стоящая никакого внимания!» — и вслед за
тем сей же час отправится искать третьего смертного, чтобы, рассказавши ему, после вместе
с ним воскликнуть
с благородным негодованием: «Какая пошлая ложь!» И это непременно обойдет весь город, и все смертные, сколько их
ни есть, наговорятся непременно досыта и потом признают, что это не стоит внимания и не достойно, чтобы о нем говорить.
Если мне, например, до
сих пор говорили: «возлюби» и я возлюблял,
то что из
того выходило? — продолжал Петр Петрович, может быть
с излишнею поспешностью, — выходило
то, что я рвал кафтан пополам, делился
с ближним, и оба мы оставались наполовину голы, по русской пословице: «Пойдешь за несколькими зайцами разом, и
ни одного не достигнешь».
Не
то чтоб он понимал, но он ясно ощущал, всею силою ощущения, что не только
с чувствительными экспансивностями, как давеча, но даже
с чем бы
то ни было ему уже нельзя более обращаться к этим людям в квартальной конторе, и будь это всё его родные братья и сестры, а не квартальные поручики,
то и тогда ему совершенно незачем было бы обращаться к ним и даже
ни в каком случае жизни; он никогда еще до
сей минуты не испытывал подобного странного и ужасного ощущения.
— Разумеется, так! — ответил Раскольников. «А что-то ты завтра скажешь?» — подумал он про себя. Странное дело, до
сих пор еще
ни разу не приходило ему в голову: «что подумает Разумихин, когда узнает?» Подумав это, Раскольников пристально поглядел на него. Теперешним же отчетом Разумихина о посещении Порфирия он очень немного был заинтересован: так много убыло
с тех пор и прибавилось!..
Позвольте вам вручить, напрасно бы кто взялся
Другой вам услужить, зато
Куда я
ни кидался!
В контору — всё взято,
К директору, — он мне приятель, —
С зарей в шестом часу, и кстати ль!
Уж
с вечера никто достать не мог;
К
тому, к
сему, всех сбил я
с ног,
И этот наконец похитил уже силой
У одного, старик он хилый,
Мне друг, известный домосед;
Пусть дома просидит в покое.
—
То и ладно,
то и ладно: значит, приспособился к потребностям государства, вкус угадал, город успокоивает. Теперь война, например,
с врагами: все двери в отечестве на запор.
Ни человек не пройдет,
ни птица не пролетит,
ни амбре никакого не получишь,
ни кургузого одеяния,
ни марго,
ни бургонь — заговейся! А в
сем богоспасаемом граде источник мадеры не иссякнет у Ватрухина! Да здравствует Ватрухин! Пожалуйте, сударыня, Татьяна Марковна, ручку!
«Я буду не один, — продолжал я раскидывать, ходя как угорелый все эти последние дни в Москве, — никогда теперь уже не буду один, как в столько ужасных лет до
сих пор: со мной будет моя идея, которой я никогда не изменю, даже и в
том случае, если б они мне все там понравились, и дали мне счастье, и я прожил бы
с ними хоть десять лет!» Вот это-то впечатление, замечу вперед, вот именно эта-то двойственность планов и целей моих, определившаяся еще в Москве и которая не оставляла меня
ни на один миг в Петербурге (ибо не знаю, был ли такой день в Петербурге, который бы я не ставил впереди моим окончательным сроком, чтобы порвать
с ними и удалиться), — эта двойственность, говорю я, и была, кажется, одною из главнейших причин многих моих неосторожностей, наделанных в году, многих мерзостей, многих даже низостей и, уж разумеется, глупостей.
Гм… ну да, конечно, подобное объяснение могло у них произойти… хотя мне, однако, известно, что там до
сих пор ничего никогда не было сказано или сделано
ни с той,
ни с другой стороны…
Вот что значит скука-то: заговоришься а propos des bottes [
ни с того,
ни с сего — фр.].
Но ведь до мук и не дошло бы тогда-с, потому стоило бы мне в
тот же миг сказать
сей горе: двинься и подави мучителя,
то она бы двинулась и в
тот же миг его придавила, как таракана, и пошел бы я как
ни в чем не бывало прочь, воспевая и славя Бога.
Что же, Григорий Васильевич, коли я неверующий, а вы столь верующий, что меня беспрерывно даже ругаете,
то попробуйте сами-с сказать
сей горе, чтобы не
то чтобы в море (потому что до моря отсюда далеко-с), но даже хоть в речку нашу вонючую съехала, вот что у нас за садом течет,
то и увидите сами в
тот же момент, что ничего не съедет-с, а все останется в прежнем порядке и целости, сколько бы вы
ни кричали-с.
Он целый вечер не сводил
с нее глаз, и ей
ни разу не подумалось в этот вечер, что он делает над собой усилие, чтобы быть нежным, и этот вечер был одним из самых радостных в ее жизни, по крайней мере, до
сих пор; через несколько лет после
того, как я рассказываю вам о ней, у ней будет много таких целых дней, месяцев, годов: это будет, когда подрастут ее дети, и она будет видеть их людьми, достойными счастья и счастливыми.
Таков был рассказ приятеля моего, старого смотрителя, рассказ, неоднократно прерываемый слезами, которые живописно отирал он своею полою, как усердный Терентьич в прекрасной балладе Дмитриева. Слезы
сии отчасти возбуждаемы были пуншем, коего вытянул он пять стаканов в продолжение своего повествования; но как бы
то ни было, они сильно тронули мое сердце.
С ним расставшись, долго не мог я забыть старого смотрителя, долго думал я о бедной Дуне…
Из коего дела видно: означенный генерал-аншеф Троекуров прошлого 18… года июня 9 дня взошел в
сей суд
с прошением в
том, что покойный его отец, коллежский асессор и кавалер Петр Ефимов сын Троекуров в 17… году августа 14 дня, служивший в
то время в ** наместническом правлении провинциальным секретарем, купил из дворян у канцеляриста Фадея Егорова сына Спицына имение, состоящее ** округи в помянутом сельце Кистеневке (которое селение тогда по ** ревизии называлось Кистеневскими выселками), всего значащихся по 4-й ревизии мужеска пола ** душ со всем их крестьянским имуществом, усадьбою,
с пашенною и непашенною землею, лесами, сенными покосы, рыбными ловли по речке, называемой Кистеневке, и со всеми принадлежащими к оному имению угодьями и господским деревянным домом, и словом все без остатка, что ему после отца его, из дворян урядника Егора Терентьева сына Спицына по наследству досталось и во владении его было, не оставляя из людей
ни единыя души, а из земли
ни единого четверика, ценою за 2500 р., на что и купчая в
тот же день в ** палате суда и расправы совершена, и отец его тогда же августа в 26-й день ** земским судом введен был во владение и учинен за него отказ.
Ни вас, друзья мои,
ни того ясного, славного времени я не дам в обиду; я об нем вспоминаю более чем
с любовью, — чуть ли не
с завистью. Мы не были похожи на изнуренных монахов Зурбарана, мы не плакали о грехах мира
сего — мы только сочувствовали его страданиям и
с улыбкой были готовы кой на что, не наводя тоски предвкушением своей будущей жертвы. Вечно угрюмые постники мне всегда подозрительны; если они не притворяются, у них или ум, или желудок расстроен.
Правда, волостной писарь, выходя на четвереньках из шинка, видел, что месяц
ни с сего ни с того танцевал на небе, и уверял
с божбою в
том все село; но миряне качали головами и даже подымали его на смех.
Но вдруг, всё еще как бы не в силах добыть контенансу, оборотился и,
ни с того,
ни с сего, набросился сначала на девушку в трауре, державшую на руках ребенка, так что
та даже несколько отшатнулась от неожиданности, но тотчас же, оставив ее, накинулся на тринадцатилетнюю девочку, торчавшую на пороге в следующую комнату и продолжавшую улыбаться остатками еще недавнего смеха.
Какой-нибудь из «несчастных», убивший каких-нибудь двенадцать душ, заколовший шесть штук детей, единственно для своего удовольствия (такие, говорят, бывали), вдруг
ни с того,
ни с сего, когда-нибудь, и всего-то, может быть, один раз во все двадцать лет, вдруг вздохнет и скажет: «А что-то теперь старичок генерал, жив ли еще?» При этом, может быть, даже и усмехнется, — и вот и только всего-то.
До
сих пор он в молчании слушал споривших и не ввязывался в разговор; часто от души смеялся вслед за всеобщими взрывами смеха. Видно было, что он ужасно рад
тому, что так весело, так шумно; даже
тому, что они так много пьют. Может быть, он и
ни слова бы не сказал в целый вечер, но вдруг как-то вздумал заговорить. Заговорил же
с чрезвычайною серьезностию, так что все вдруг обратились к нему
с любопытством.
Но согласись, милый друг, согласись сам, какова вдруг загадка и какова досада слышать, когда вдруг этот хладнокровный бесенок (потому что она стояла пред матерью
с видом глубочайшего презрения ко всем нашим вопросам, а к моим преимущественно, потому что я, черт возьми, сглупил, вздумал было строгость показать, так как я глава семейства, — ну, и сглупил), этот хладнокровный бесенок так вдруг и объявляет
с усмешкой, что эта «помешанная» (так она выразилась, и мне странно, что она в одно слово
с тобой: «Разве вы не могли, говорит, до
сих пор догадаться»), что эта помешанная «забрала себе в голову во что бы
то ни стало меня замуж за князя Льва Николаича выдать, а для
того Евгения Павлыча из дому от нас выживает…»; только и сказала; никакого больше объяснения не дала, хохочет себе, а мы рот разинули, хлопнула дверью и вышла.
Почему он вдруг так растревожился, почему пришел в такой умиленный восторг, совершенно
ни с того,
ни с сего и, казалось, нисколько не в меру
с предметом разговора, — это трудно было бы решить.
Но — чудное дело! превратившись в англомана, Иван Петрович стал в
то же время патриотом, по крайней мере он называл себя патриотом, хотя Россию знал плохо, не придерживался
ни одной русской привычки и по-русски изъяснялся странно: в обыкновенной беседе речь его, неповоротливая и вялая, вся пестрела галлицизмами; но чуть разговор касался предметов важных, у Ивана Петровича тотчас являлись выражения вроде: «оказать новые опыты самоусердия», «
сие не согласуется
с самою натурою обстоятельства» и т.д. Иван Петрович привез
с собою несколько рукописных планов, касавшихся до устройства и улучшения государства; он очень был недоволен всем, что видел, — отсутствие системы в особенности возбуждало его желчь.
В одно и
то же время, как тебе, писал и Горбачевскому — до
сих пор от него
ни слуху
ни духу. Видно, опять надобно будет ждать серебрянку, [Серебрянка — обоз
с серебряной рудой из Нерчинска а Петербург.] чтоб получить от него весточку. Странно только
то, что он при такой лени черкнуть слово всякий раз жалуется, что все его забыли и считает всех перед ним виноватыми. Оригинал — да и только! — Распеки его при случае.
Черевин, бедный, все еще нехорош — ждет денег от Семенова, а
тот до
сих пор
ни слова к нему не пишет… N-ские очень милы в своем роде, мы иногда собираемся и вспоминаем старину при звуках гитары
с волшебным пением Яковлева, который все-таки не умеет себя представить.
— Нет, не
то что не привык, а просто у него голова мутна: напичкает в бумагу и
того и
сего, а что сказать надобно,
того не скажет, и при этом самолюбия громаднейшего; не только уж из своих подчиненных
ни с кем не советуется, но даже когда я ему начну говорить, что это не так, он отвечает мне на это грубостями.
— Позвольте вам, ваше превосходительство, доложить! вы еще не отделенные-с! — объяснил он обязательно, — следственно, ежели какова пора
ни мера, как же я в
сем разе должен поступить? Ежели начальство ваше из-за пустяков утруждать — и вам конфуз, а мне-то и вдвое против
того! Так вот, собственно, по этой самой причине, чтобы, значит, неприятного разговору промежду нас не было…
— Да
ни то ни се… Кажется, как будто… Вчера
с вечера, как почивать ложились, наказывали мне:"Смотри, Семен, ежели ночью от князя курьер — сейчас же меня разбуди!"И нынче, как встали, первым делом:"Приезжал курьер?"–"Никак нет, ваше-ство!"–"Ах, чтоб вас!.."
— Наконец-то догадался. Неужели вы до
сих пор не понимали, Кириллов,
с вашим умом, что все одни и
те же, что нет
ни лучше,
ни хуже, а только умнее и глупее, и что если все подлецы (что, впрочем, вздор),
то, стало быть, и не должно быть неподлеца?
На другой день часов еще в девять утра к Марфину приехал старик Углаков, встревоженный, взволнованный, и, объявив
с великим горем, что вчера в ночь Пьер его вдруг,
ни с того,
ни с сего, ускакал в Петербург опять на службу, спросил, не может ли Егор Егорыч что-нибудь объяснить ему по этому поводу.
Произошло его отсутствие оттого, что капитан, возбужденный рассказами Миропы Дмитриевны о красоте ее постоялки, дал себе слово непременно увидать m-lle Рыжову и во что бы
то ни стало познакомиться
с нею и
с матерью ее, ради чего он, подобно Миропе Дмитриевне, стал предпринимать каждодневно экскурсии по переулку, в котором находился домик Зудченки, не заходя, впрочем, к
сей последней, из опасения, что она начнет подтрунивать над его увлечением, и в первое же воскресенье Аггей Никитич, совершенно неожиданно для него, увидал, что со двора Миропы Дмитриевны вышли: пожилая, весьма почтенной наружности, дама и молодая девушка, действительно красоты неописанной.
Некоторые утверждали, что для этого надобно выбрать особых комиссаров и назначить им жалованье; наконец князь Индобский, тоже успевший попасть в члены комитета, предложил деньги, предназначенные для помещичьих крестьян, отдать помещикам, а раздачу вспомоществований крестьянам казенным и мещанам возложить на кого-либо из членов комитета; но когда
ни одно из
сих мнений его не было принято комитетом,
то князь высказал свою прежнюю мысль, что так как дела откупов тесно связаны
с благосостоянием народным,
то не благоугодно ли будет комитету пригласить господ откупщиков, которых тогда много съехалось в Москву, и
с ними посоветоваться, как и что тут лучше предпринять.
— Для
того, чтобы решить этот вопрос совершенно правильно, — сказал он, — необходимо прежде всего обратиться к источникам. А именно: ежели имеется в виду статья закона или хотя начальственное предписание, коими разрешается считать душу бессмертною,
то, всеконечно, сообразно
с сим надлежит и поступать; но ежели
ни в законах,
ни в предписаниях прямых в этом смысле указаний не имеется,
то, по моему мнению, необходимо ожидать дальнейших по
сему предмету распоряжений.
— Послушай, князь, ты сам себя не бережешь; такой, видно, уж нрав у тебя; но бог тебя бережет. Как ты до
сих пор
ни лез в петлю, а все цел оставался. Должно быть, не написано тебе пропасть
ни за что
ни про что. Кабы ты
с неделю
тому вернулся, не знаю, что бы
с тобой было, а теперь, пожалуй, есть тебе надежда; только не спеши на глаза Ивану Васильевичу; дай мне сперва увидеть его.
— Вообще, брат, люди — сволочь! Вот ты там
с мужиками говоришь,
то да
се… я понимаю, очень много неправильного, подлого — верно, брат… Воры всё! А ты думаешь, твоя речь доходит?
Ни перчинки! Да. Они — Петр, Осип — жулье! Они мне всё говорят — и как ты про меня выражаешься, и всё… Что, брат?
2-го февраля. Почтмейстер Тимофей Иванович, подпечатывая письма, нашел описание Тугановского дела, списанного городничим для Чемерницкого, и все
сему очень смеялись. На что же
сие делают, на что же и подпечатывание
с болтовством, уничтожающим
сей операции всякое значение, и корреспондирование революционеру от полицейского чиновника? Городничий намекал, что литераторствует для „Колокола“. Не достойнее ли бы было, если бы ничего этого,
ни того,
ни другого, совсем не было?
Я просидел около десяти дней в какой-то дыре, а в это время вышло распоряжение исключить меня из университета,
с тем чтобы
ни в какой другой университет не принимать; затем меня посадили на тройку и отвезли на казенный счет в наш губернский город под надзор полиции, причем, конечно, утешили меня
тем, что, во внимание к молодости моих лет, дело мое не довели до ведома высшей власти.
Сим родительским мероприятием положен был предел учености моей.
— А как же? — продолжал Кирша. — Разве мы не изменники? Наши братья, такие же русские, как мы, льют кровь свою, а мы здесь стоим поджавши руки… По мне, уж честнее быть заодно
с ляхами! А
то что мы?
ни то ни се — хуже баб!
Те хоть бога молят за своих, а мы что? Эх, товарищи, видит бог, мы этого сраму век не переживем!
Он любил искренно этого беспечного, кроткого еврея за его разносторонний ум, юношескую живость характера и добродушную страсть к спорам отвлеченного свойства. Какой бы вопрос
ни затрогивал Бобров, доктор Гольдберг возражал ему
с одинаковым интересом к делу и
с неизменной горячностью. И хотя между обоими в их бесконечных спорах до
сих пор возникали только противоречия,
тем не менее они скучали друг без друга и виделись чуть не ежедневно.
Шабельский (встает и ходит). Я не могу допустить мысли, чтобы живой человек вдруг,
ни с того,
ни с сего, умер. Оставим этот разговор!
В доме было так принято, что если как-нибудь в разговоре кто-нибудь случайно упоминал имя князя Льва Яковлевича,
то все
сию же минуту принимали самый серьезный вид и считали необходимым умолкнуть. Точно старались дать время пронестись звуку священного семейного имени, не сливая его
ни с каким звуком иного житейского слова.
Вслед за
сим она приказала
тому же Патрикею, отдохнув, немедленно ехать засвидетельствовать эту вольную и потом во что бы
то ни стало, где он хочет, разыскать и привезти ей трубача, разделявшего
с дедом опасность в его последнем бою. А сама взялась за хозяйство: она потребовала из конторы все счеты и отчеты и беспрестанно призывала старост и бурмистров — во все входила, обо всем осведомилась и всем показала, что у нее и в тяжкой горести недреманное око.
Сия опытная в жизни дама видела, что
ни дочь нисколько не помышляет обеспечить себя насчет князя,
ни тот нимало не заботится о
том, а потому она, как мать, решилась, по крайней мере насколько было в ее возможности, не допускать их войти в близкие между собою отношения; и для этого она, как только приходил к ним князь, усаживалась вместе
с молодыми людьми в гостиной и затем
ни на минуту не покидала своего поста.